– Ты… – прошептала она, – ты… пьян! Ты хоть понимаешь, что ты… Завтра проспишься, свинья… и тебе будет стыдно… если тебе вообще бывает стыдно, свинья…

Он застыл, руки онемели, все еще удерживая ее, но уже не стараясь прижать к груди. Лицо тоже превратилось в окаменевшую маску, только губы все еще двигались да глаза жили, всматривались в нее. Блестка напряглась, с усилием раздвинула его руки, отступила на шаг. Он остался с вытянутыми руками, затем они опустились, на лице проступило смущение.

– Артанка…

Иггельд поперхнулся, вздрогнул, ладонь метнулась к лицу, вытер лоб. Глаза стали растерянными, он проговорил с кривой усмешкой:

– Я совсем не пьян… И вообще… Ладно, если чем задел, прости. Отдыхай, а у меня… много дел.

Он попятился, отвага испарилась, она видела, как он растерянно нащупал дверь и поспешно вывалился. Блестка продолжала смотреть вслед, словно видела сквозь дверь, как он, пошатываясь, спешит к себе, уже в самом деле устыдившись.

Оставшись одна, она заметалась по всему помещению, неутомимо ощупывала камни, пробовала толкать эти массивные плиты. По всем легендам, в этих страшных горных крепостях жили злые колдуны, а благородные артане находили к ним проход, отыскав потайную дверь. Такая потайная дверь находилась всегда, ведь надо тайком выводить людей, когда враг уже ломает стены и врывается в крепость, и самому вводить войска незаметно для врага…

Она исцарапала пальцы, пытаясь сдвинуть каменные плиты. Когда переводила дыхание, снова и снова выглядывала из окон, в ее покоях три окна, все узкие, не протиснуться даже без решеток, и всякий раз сердце замирало в тоске. Если правду, то такой крепости не нужны подземные ходы. Никакое войско не в состоянии пройти по тому мосту, что ведет в Город Драконов, и еще по той узкой тропке над пропастью, что ведет сюда. Стена, закрывающая вход в эту Долину, выглядят несокрушимой, над воротами настолько широкий навес, что лучники иссекут стрелами половину войска, прежде чем оно ударится о запертые ворота.

До конца дня к ней так никто и не зашел, только тихая пугливая девушка принесла еду, а к вечеру она же притащила огромный ворох одеял и подушек. Чан с грязной водой давно унесли, пол вытерли. Осматриваясь заново, она с досадой поняла, что никто не думал приспосабливать этот дом для защиты. Просто если в Славии все дома, даже княжеские и тцарские, только из дерева, в Артании – шатры, разве что Арса из камня, да и то недавно, раньше и тцары жили в шатрах, то здесь, в горах, даже распоследний бедняк либо строит из камня, либо живет в пещере, тоже каменной. А камень всегда камень, его не сделаешь тонким, как стенка шатра.

С утра заявился Ратша на правах старого знакомого, поприветствовал так, словно они не то близкая родня, не то сто лет вместе прослужили на какой-нибудь дальней заставе. С ходу заметил, как тщательно осматривает дом, обронил с одобрением:

– Ты молодец… Жаль, что не мужчина!

– Почему?

– Прекрасный бы получился воин. Мы бы сразились, точно.

Она смерила его холодным взглядом.

– Думаю, для меня ты мелковат, куяв. Да и сейчас я не уверена, что уступлю тебе… куяв.

Он поощрительно улыбнулся.

– Куяв – это уже не свинья. И за то спасибо.

– На здоровье.

– Надеешься улизнуть?

– Да, – ответила она дерзко. – Рожденную свободной темница не удержит.

– И как же?

– Да как угодно, – ответила она в том же тоне. – Отниму у тебя меч и пройду через ваш вшивый город, если восхочу крови… или тайным подземным ходом, если изволю без шума.

Он расхохотался.

– Подземным? Насмешила… Ах да, это у тебя от рассказов о древних крепостях. Там да, там подземные ходы есть, есть… Даже в старых тцарских дворцах, без этого они не могут. А этот дом построили для Иггельда прошлым летом. Какие уж тут подземные ходы!

Она ощутила, что краснеет, сглупила, сказала быстро, переводя разговор на другую тему:

– А он что, сам не мог?

Ратша сказал со смешком:

– Первые годы вообще жил в пещере. Даже когда народ начал селиться и строить настоящие дома. Потом жил у меня, у Апоницы – это его старый учитель. А в прошлом году народу стало стыдно, что основатель всего этого горного мирка, как приблудный пес, обитает то в пещере, то у друзей, собрались и отгрохали этот… домик.

Она фыркнула.

– То-то мебель разная! Как нищему, надавали, кому что не жалко?

Он помрачнел, сказал резче:

– Отдавали лучшее. Просто мы не богаты, как живущие внизу… Ладно, устраивайся. Но помни, ты – военная добыча. Тебя выменяют или продадут, но сейчас ты просто рабыня. Не советую задирать нос и напоминать, что ты – артанка.

Он ушел, она удержала ядовитый ответ, нацеленный ему в спину. Не из страха, просто ощутила, что перегнула с насмешками. Насчет нищего – нехорошо получилось. Некрасиво, не по-артански. Как будто ударила в спину или лежачего.

ГЛАВА 9

На третий день она обнаружила, что дверь ее не заперта с той стороны. Вышла осторожно, широкий коридор вывел к лестнице, внизу в большой комнате с десяток женщин, шьют, прядут, щипают лучину, слышится быстрый говорок, доносятся редкие взрывы смеха. Иггельда не видно, он вообще с того дня, как явился к ней пьяный и вел себя по-куявски, словно бы устыдился и обходил ее комнату по широкой дуге. А может быть, и в самом деле работы накопилось столько, что валился с ног, не добравшись до своего дома.

Женщины хихикали, голов не поднимали, Блестка стояла наверху и рассматривала нижний зал, в прошлый раз, когда ее привезли, все случилось слишком быстро и сумбурно, а сейчас смотрела оценивающе, замечая и слишком широкую дверь, такую трудно защищать, и большие оконные проемы без признаков ставень, и даже отсутствие оружия на стенах, которое как будто само прыгает в ладони при первом же признаке тревоги.

В зале справа и слева широкие углубления в стенах, там поместился бы всадник на коне. Но сейчас полыхают поленья, от огня теплый сухой воздух, но помещение почему-то выглядит нежилым, хотя женщины щебечут и щебечут, щебечут и щебечут, что так нравится мужчинам, дуры. Пол из свежевыструганных досок, вся середина закрыта огромным ковром, вроде бы все уютно, тепло, но жизни нет. Может быть, потому, что нет детских голосов?

В дом часто заходили люди, весь нижний этаж, как поняла Блестка, в их власти, это даже не дом, как сказала она себе, а что-то вроде управления Долиной, если верить Ратше. Здесь собираются старейшины, договариваются, кто и что делает, чтобы не мешать другим, а чтоб вместе, отсюда идут указания, советы, разъяснения. И даже не всегда, как видно, этот Иггельд решает, чаще все делается без него, но как бы с его участием и с его воли.

Дверь хлопнула, вошел Иггельд, с ним еще двое немолодых мужчин, Блестка тут же тихонько отступила, выглядывала из-за угла. Он головы не поднял, прошел к очагу, протянул озябшие руки.

– Холодно, – донесся его раздраженный голос. – Не понимаю, почему? Вроде бы ближе к солнцу, а все холоднее и холоднее! И дышать нечем… Черныш так и вовсе… Апоница, почему?

Его спутник, немолодой, сгорбленный, с короткими седыми волосами, ответил ворчливо:

– Это мы теперь задаем тебе вопросы в надежде на мудрый ответ. Ты знаешь больше, Иггельд! Никто из нас не поднимался так высоко…

Иггельд повернулся спиной к огню, подвигал плечами. Лицо невеселое, поинтересовался безучастно:

– А что за знатные люди у тебя в доме? Я видел целую толпу.

Апоница вяло отмахнулся:

– Какая толпа… Только бер Кулмей и его дочь Петрона. А все остальные – слуги. Они ж не могут без слуг даже одеться!

– Да знаю, – донесся до Блестки голос Иггельда, в нем слышалось раздражение. – Этот Кулмей напросился ко мне на обед. Я отказать не смог, он захватил меня врасплох… Напористый такой мужик.

Апоница расхохотался.

– А ты проведи обед, как ты проводишь обычно! Либо в горах у костра, либо на летящем драконе, когда успеваешь запихнуть в пасть кусок хлеба.