Появилась подтянутая фигура с раздвинутыми плечами, Блестка узнала своего похитителя, Иггельда. Хотя и второй, который Ратша, тоже похититель, но главный у них Иггельд. Единственный из всех куявов еще дерется, сражается, защищает свою трусливую страну, страну торгашей и лжецов, страну толстых мужчин и распутных женщин.

Иггельд бросил насмешливо:

– Наша скотина скушала обоих ваших. Так же и Куявия проглотит вашу Артанию… если пожелает.

Он сказал это холодно, спокойно и так буднично, что Блестка почти поверила. Но только на миг, тут же заставила себя выпрямиться, сказала с вызовом:

– Вы на этой ящерице с крыльями забрались слишком далеко! Здесь вы и останетесь.

Иггельд запнулся с ответом, заметив, что смотрит в самые темные глаза на свете, блистающие, как дивные ягоды. Ее губы от его удара распухли, но не потеряли удивительной формы, манящей и чувственной. Но из этих глаз на него смотрит бешенство, а чувственные губы застыли, как вырезанные из камня. Лунная ночь обещает быть светлой и даже яркой, но волосы ее все равно чернее ночи, в них все еще блещут звезды, а под ними, мелькнула невольная мысль, прячутся тайны.

Он тряхнул головой, отгоняя странные, никогда раньше не посещавшие мысли, сказал резко:

– Ратша, что-то я не вижу, чтобы ты связал ей ноги!

Ратша пробурчал:

– Да зачем? Со связанными руками далеко не убежит.

– А мне и близко бегать не хочется, – сказал Иггельд раздраженно. – Эта же дура не понимает…

Повозка все сильнее выступала из темноты, лунный свет блестел на сиротливо задранных кверху оглоблях, она выглядела жалобной и осиротевшей. Все четыре колеса по ободу обиты тонкой полоской железа, на переднем Блестка заметила прямо на металле свежую зарубку, там задрался блестящий гребешок, похожий на вздыбившуюся и застывшую волну, можно попробовать перетереть о него веревку…

Блестка напрягла зрение, дракон вроде бы дышит, сопит, похрюкивает. Иггельд пошел к этому холму, с силой пнул ногой в огромный валун, размером чуть меньше ее повозки, что лежал вплотную с холмом. Валун шевельнулся, в нем приподнялись веки, в слабом свете Блестка увидела громадные желтые глаза.

– Вставай! – сказал Иггельд громко. – Вставай, не прикидывайся!..

Ратша сидел на корточках вблизи Блестки, перевязывал одной рукой плечо, край тряпки держал зубами.

– Может, не надо? – спросил он сквозь стиснутые челюсти. – Пусть спит. Он же нажрался, пузо потащит по земле.

– Надо, – отрубил Иггельд. – Мы не вшивые артане! Куявы держат себя в чистоте.

– Черныш не знает, что он куяв, – сообщил Ратша хладнокровно. – Он почему-то считает себя драконом. Вот дурак, да?

– Надо окунуться в холодную воду, – отрубил Иггельд, – а то я засну сейчас…

– Ну так окунайся, – посоветовал Ратша. – А бедный дракон при чем? Да еще такой наеденный? Ему это вредно.

Иггельд отвечать не стал, пинками заставил дракона подняться на все четыре лапы. Блестка от ужаса вжалась спиной в колесо так, что затрещало. Это в самом деле холм, покрытый прочной металлической броней, так ей показалось. Во всяком случае, спина отсвечивает в уходящем лунном блеске металлом, но от короткого хвоста и до головы идет жутковатого вида гребень, тоже отливающий железом, голова же огромная, чуть ли не с ее повозку, вся покрыта толстыми костяными пластинками с шипами посредине.

Иггельд бесстрашно шел к речушке, дракон нехотя тащился следом, с надеждой оглядывался на Ратшу. Огромная страшная голова раскачивалась на уровне плеча Ночного Дракона. Полная луна с удивлением смотрела им в спины, блестящие плечи Иггельда выглядели валунами.

Дракон остановился, Иггельд повернулся, закричал. Дракон помотал головой и попятился, даже сел на толстый зад, что стал еще толще, а сужающийся хвост выглядел уродливым отростком. Рядом с Блесткой Ратша ехидно засмеялся. Он уже закончил перетягивать себе рану, лицо бледное от потери крови, но в глазах – Блестка не поверила себе – веселье.

– Вот так всякий раз, – сказал он насмешливо.

– Что? – невольно спросила Блестка.

– А вот смотри…

Дракон орал и упирался всеми лапами, но Иггельд зашел сзади и неумолимо заталкивал его в темную воду. Дракон, который мог одной лапой расплющить человека в кровавую лепешку, протестующе пищал, в реку заходил опасливо, высоко поднимал лапы, а крылья распростер и держал в готовности, словно вот-вот прыгнет в воздух.

У Иггельда в руке, оказывается, наготове щетка, что-то вообще жуткое, Блестка ясно слышала скрип, будто по лезвию топора водили точильным камнем. Дракон орать перестал, видимый Блестке глаз повернулся, следя за человеком. Иггельд тер с силой, стучал кулаком по блестящим пластинам, наконец дракон медленно опустил крылья и сложил на спине.

Блестка с удивлением видела, как это чудовище повернуло голову к человеку и – ужас! – распахнуло жуткую пасть. Выметнулся длинный и быстрый как пламя язык. Иггельд успел заслониться локтем, но язык как будто уже знал это движение, ловко скользнул снизу и с чмоканьем залепил человеку лицо.

Иггельд заорал даже громче дракона, от повозки раздался громкий злорадный смех Ратши. Иггельд орать перестал, Блестка услышала его строгий наставнический голос:

– Ладно, ладно, можешь умыть меня… Видишь, я не ору!

Дракон лизнул его снова, снова, но в конце концов так разнежился, что лапы подломились, он опустился в воду на брюхо, и струи потекли, едва не выходя из берегов. На поверхности остались только спина и голова. Иггельд взобрался сверху, снова чистил, плескал водой, смывал пыль и грязь, выковыривал комочки засохшей земли из щелей между пластинами брони.

Когда отпустил дракона и вернулся, весь мокрый, к повозке, Блестка уже перестала дрожать. Чтобы этот куяв не подумал, что испугалась, спросила презрительно:

– Он совсем больной, да?.. Скоро околеет?

– Ты скорее околеешь, – ответил Иггельд сухо.

– А возишься, как с больным!

– С больным возиться уже поздно, – сказал он еще резче. – Дракон не может вылизать себя всего… Спину достать ему не удается, вот всякие мелкие гады и пользуются… Но если человек следит за своим драконом, тот станет втрое здоровее тех, из кого мелкие твари пьют кровь!

Блестка спросила подозрительно:

– А чего он так орал?

– Боится, – ответил Иггельд нехотя.

Блестка изумилась:

– Боится?

– Моя вина, – признался Иггельд еще неохотнее. – Как-то я не попробовал воду, заставил влезть в горячую… ну, у нас иногда из-под земли и горячие ключи. Черныш ошпарил лапу, теперь всякий раз боится.

– Такой здоровый, – удивилась Блестка. – И что, это навсегда?

– Нет, конечно. Приучу, что вода не кусается. Теперь всегда сперва пробую воду сам. Просто он у меня… осторожный.

– Трусливый, – предположила она.

– Осторожный, – отрезал он сердито. – Он не дурак, просто осторожничает! Для него это первый дальний полет в сторону Артании. Все внове, потому он так… осмотрительно. Но память у него хорошая. Теперь он в эту реку зайдет сам, без страха. Я его уже почти приучил купаться. Ему нравится, когда… не боится. Он даже в море купается сам!

Над темным лесом с серебряными вершинками наливается ярким светом блестящая луна, тихая теплая ночь полна очарованья, мирно и трепетно играют нехитрые мелодии крохотные музыканты на стебельках. Спросонья чирикнула мелкая птаха в зарослях травы, сконфузилась, умолкла на полчирике. Блестка, ерзая задом, передвинулась к краю колеса, где заметила на металлическом ободе зазубрину.

От луны и звезд по земле пролегли едва заметные трепетные тени. Блестка с трудом выгнулась, посмотрела в сторону Радило и Ветра, но их тела исчезли. У самого леса пасутся видимые отсюда кони Радило и Ветра, пугливо поднимают головы и поглядывают в эту сторону, где дракон, сами готовы в любой момент пуститься вскачь сломя голову.

– Где мои друзья? – потребовала она у Ратши.

Он развел руками, поморщился от неловкого движения.

– Прости, что не дал проститься. Они с нашими. Надеюсь, там они ничего не делят.