Аснерд стал темным, как грозовая туча. К лицу прилила тяжелая кровь, грудь раздулась, там зародилось глухое рычание.

– Лучше не спрашивай…

– Прости, – сказал Вяземайт торопливо. – Я не знал, что… Почему-то мне казалось, что они живы и здоровы. Видимо, старею, забываю…

Аснерд молчал, упершись взглядом в столешницу, там трещало и прогибалось дерево, из груди донесся тяжкий стон. Вяземайт вздрогнул, такого с Аснердом еще не было, наконец Аснерд проговорил с великом трудом, голос сипел и прерывался:

– Я не знаю, что с моими сыновьями…

– Как это?

– Меривой, говорят, ушел к куявам.

Вяземайт отшатнулся, смотрел пристально, покачал головой.

– Быть такого не может!

– Может, – сказал Аснерд хрипло. – Ладно, не к куявам, а к Яське, той самой… Да, как раз пара. Но почему не он ее, а она его забрала?

Вяземайт уточнил педантично:

– Забрала у нас, но не у тебя. Тебя он наверняка любит и чтит.

– Он любит и чтит эту воительницу на драконе!

– Он ее только любит, – уточнил Вяземайт. – А тебя любит и чтит. Еще не проверял, что сильнее?

Аснерд сказал упавшим голосом:

– И проверять не буду. Не рискну.

Глаза старого волхва странно блеснули, наклонил голову.

– Может быть, – проговорил он в раздумье, – ты и прав… А что второй?

– Франк? Забился в дальний угол, никого к себе не подпускает. Говорит, что мог бы помешать раньше… но не говорит, в чем. На поле не выходит, опасается, что придется вступить с братом в перестрелку.

Вяземайт вскинул брови.

– Он его побаивается? Прости, я не это хотел сказать. Тогда еще хуже, Аснерд, чем я думал.

Аснерд прорычал в тоске:

– Что может быть хуже?

– Он может считать, что Меривой с Яськой в чем-то правы. А ты сам знаешь, что при равных силах побеждает правый. Все хотим чувствовать себя правыми. Вот мы пришли в Куявию, чтобы исполнить волю Творца: истребить колдунов и драконов, никто не смеет творить чудеса, кроме самого Творца, а землю должны населять только созданные его руками! А грабим только попутно, это все мелочи… Но нам труднее было бы воевать, если бы пришли только ради грабежа. И шкуры свои берегли бы больше, понимаешь?

Аснерд долго молчал, криво усмехнулся, сказал горько:

– Так, может быть, и пришли только ради грабежа?.. Ладно-ладно, шучу. Ты, я вижу, совсем выдоен. Отдыхай, набирайся сил. Могу дать охрану и телегу, чтобы отвезли тебя в Куябу, там у Придона отоспишься и отожрешься.

Вяземайт поморщился.

– Да я и на коне не разучился. А могу и не только на коне… Я из Родстана прямо к тебе потому, что ощутил что-то…

– Чего ощутил?

– Не знаю. Ощутил, что сейчас нужен. Очень нужен, хотя и не признаешься. Так что давай без этих всяких, мы же старые волки, чего хитрить друг перед другом? Не молодые петушки. Теперь вижу, ты застрял перед этой стеной, да?.. Да еще эта… ну, трудность с детьми.

Аснерд, вспыхнув, прорычал:

– Трудность?

– А что, беда? Трудность, – возразил Вяземайт. – Оба живы и здоровы. Да, еще одна хорошая новость… Ты у меня в долгу за эту весть, смотри! Спляшешь, когда скажу. Даже если будешь лежать и помирать, все равно встанешь и станцуешь… Что за новость? А, я еще не сказал?.. Тот колдунишка, что Придон послал с сыном Щецина Вереном, сумел-таки!.. Твой сын Тур возвращается!

Замороженное лицо Аснерда начало оттаивать, губы дрогнули, поползли в стороны.

– В самом деле? Не врешь?.. Ну, ты в самом деле просто… Спасибо, Вяземайт!

Вяземайт отмахнулся.

– Это Придон вспомнил и послал за ним. Я бы не вспомнил, прости. Мы знаем, что мужчины рождаются для битв и красивой гибели. А Придон хоть и тцар, но еще и певец с нежным сердцем… Тура везут к нему, так что давай здесь заканчивать побыстрее, чтобы встретить его там. А то стыдно будет, если он сюда явится!

– Стыдно, – согласился Аснерд. – Все смотрели на меня, как на ураган, что все сметает на пути. А тут – застрял!.. А почему везут? Он сам, что…

Вяземайт скупо улыбнулся.

– Это я от усталости заговариваюсь. Сам едет на коне, все такой же молодой, сильный и красивый. Скоро увидишь… Нет, Придон велел отвезти его прямо в Арсу. Ну ничего, скоро и мы там будем.

Через два дня Вяземайт ввалился в шатер, еще больше осунувшийся, долго и жадно пил, потом рухнул на лавку и откинул голову на высокую резную спинку. Глаза закрылись, Аснерд уже думал, что волхв заснул, но Вяземайт поднял веки, заговорил ясным и очень деловым голосом:

– Стену от колдовства охраняет колдовство. Не знаю чье. Когда пробовал проникнуть глубже, словно глыбу льда проглотил, все начало замерзать изнутри. Похоже, эта стена теперь стала частью горы, а горы защищают сами подземники. Так что чарами не смогу ни обрушить, ни рассыпать в песок, ни даже растрескать.

– Почему? Ты же силен?

Вяземайт сказал уязвленно:

– А ты не силен? Защищаться всегда легче. Сейчас я от подземного народца. Целый день уговаривал… Помнишь, отвели всю воду из-под башен колдунов? А пару сами и обрушили?

– Ну-ну!

– Так вот, – буркнул Вяземайт, – отказались наотрез. С иггельдовцами живут в дружбе, за подземное золото не ссорятся. Даже выносят наверх за хлеб и рыбу. Они рыбу почему-то обожают… Сказали, что мы вскоре уйдем, а с теми жить, что вообще-то понять можно. Так что придется самим что-то мудрить. Пока не знаю что, давай думать. Я пока прикидывал только свои штучки, но они не помогут. Что у нас есть?

Аснерд огрызнулся:

– Только наша отвага и острые топоры в руках! Всю Куявию с этим прошли, но здесь лбами о стену. Пробовали тараны, катапульты – все побито. Последнюю мой же Меривой, сукин сын, и разбил. Он в любой конец лагеря может добросить стрелу!

Вяземайт спросил быстро:

– Но не стреляет?

– У него что, совсем совести нет?.. Здесь же мы, артане!

Вяземайт хмыкнул, глаза стали задумчивыми.

Ночью Беловолос и Чудин безостановочно поднимали в звездное небо драконов, сбрасывали в полной тьме тяжелые глыбы, ориентируясь только на горящие вдоль стены факелы и отсчитывая от них нужное расстояние. Едва возвращались, добровольные помощники, что уже перестали бояться драконов, загружали камнями снова, крылатые звери разгонялись, взмывали вверх и пропадали в темноте.

Из артанского лагеря несколько раз доносились крики, значит, хотя бы часть камней поражает врага, а главное – сеет страх и уныние, что разъедают волю и силу сильнее, чем тяжелые раны. На стене зажгли бочку со смолой, пытались рассмотреть, что же там происходит. Во второй половине ночи Шварн не выдержал и вывел из пещеры своего дракона, еще тощего после болезни.

Решительно махнул рукой:

– Грузите и нам!

– Не заморишь своего Храпуна? – спросил князь Цвигун. – Насквозь светится…

– Ничего, пару леток сделает, прогреется. Только не валите камней, как Чудину, у него не дракон, а камневоз…

Втроем сделали четыре вылета, на стене вслушивались в непрестанный грохот, крики, шум. Потом чуть утихло, и Шварн увел усталого дракона. Артане прижимались один к другому под скальными навесами, избегали падающих с неба камней. Правда, если камень падал вблизи, то осколки залетали и под навесы, ранили, рассекали тело до костей.

Слабый рассвет окрасил небо, факелы загасили, из бочки с остатками смолы поднимался жалкий сизый дымок. В артанском лагере люди выходили из-под каменных укрытий, поспешно разводили костры и падали возле них в изнеможении, засыпали. На стене зло смеялись: простоять всю ночь, прижимаясь друг к другу, чтобы под каменными уступами поместилось как можно больше народу, непросто даже для таких закаленных и выносливых героев, как артане.

От артанского лагеря отделились двое всадников. Один из них вскинул медную трубу, в холодном утреннем воздухе звонко и требовательно пропел вызов на переговоры. На стене переглянулись. Князь Онрад спросил недовольно:

– Опять переговоры? О чем? Все уже сказано…

Князь Северин хохотнул: